Всем прекрасно известны пьесы А.Н.Островского. Гораздо меньше знают его прозу – правда, её значительно меньше. Однако многое в ней служит своего рода пояснением к пьесам.
«Как далеко ни ездил Геродот, а в Замоскворечье всё-таки не был», - напишет он в «Записках Замоскворецкого жителя». Этот цикл очерков совсем ещё молодого писателя не был осуществлён в полном объёме, но уже одно авторское обращение «К читателям» достойно внимания.
«Милостивые государи и государыни! Спешу поделиться с вами моим открытием. 1847 года, апреля 1 дня, я нашёл рукопись. Рукопись эта проливает свет на страну, никому до сего времени в подробности неизвестную и никем ещё из путешественников не описанную. До сих пор известно было только положение и имя этой страны; что же касается до обитателей ея, то есть образ жизни их, язык, нравы, обычаи, степень образованности, - всё это было покрыто мраком неизвестности. Страна эта, по официальным известиям, лежит прямо против Кремля…»
Конечно, указанная автором дата отнюдь не настраивает читателей на серьёзный лад, также как и рассуждения о происхождении названия местности (от Москвы-реки или от скворечников?), но, как ни смешно прозвучит заявление «Имя и положение этой стороны нам были известны; всё же остальное, как я сказал, покрыто было непроницаемой завесой», - оно весьма серьёзно.
Все книги по истории Москвы расскажут нам, что в Замоскворечье в разное время жили самые разные люди: и стрельцы, и ремесленники, и интеллигенция – но в первую очередь вспоминают о нём как о месте жительства московских купцов, чьи особняки ещё можно кое-где увидеть.
«Таинственность, как туман, расстилалась над Замоскворечьем; сквозь этот туман, правда, доносились до нас кое-какие слухи об этом Замоскворечье, но они так сбивчивы, неясны и, можно сказать, неправдоподобны, что ни один ещё благомыслящий человек не мог из них составить себе сколько-нибудь удовлетворительного понятия о Замоскворечье», - напишет Островский. И именно потому, что он показал нам тех, кто населяет эту «неизвестную страну», и называют драматурга «Колумбом Замоскворечья».
Не самая известная пьеса – «Тяжёлые дни». В самом начале её «Василий Дмитрич Досужев, чиновник, занимающийся частными делами», рассказывает: «Вот видишь ты, я теперь изучаю нравы одного очень дикого племени и по мере возможности стараюсь быть ему полезным». И поясняет: «Я оставил службу и занимаюсь частными делами. А живу в той стороне, где дни разделяются на лёгкие и тяжёлые; где люди твёрдо уверены, что земля стоит на трёх рыбах и что, по последним известиям, кажется, одна начинает шевелиться: значит, плохо дело; где заболевают от дурного глаза, а лечатся симпатиями; где есть свои астрономы, которые наблюдают за кометами и рассматривают двух человек на луне; где своя политика, и тоже получаются депеши, но только все больше из Белой Арапии и стран, к ней прилежащих. Одним словом, я живу в пучине». И эта «пучина» - Замоскворечье.
Можно посмеяться над такой характеристикой людских «познаний», однако же в следующей сцене этой пьесы мы услышим разговор о днях:
«Настасья Панкратьевна. Возьмём хоть то: знаем ли мы, в какие дни что нужно делать?
Наталья Никаноровна. Что тут знать-то! Какое дело есть, то и делай!
Настасья Панкратьевна. Ну нет, матушка! Кто поумней-то нас, какое ни будь у него необходимое дело, а в понедельник не начнёт. А мы не исполняем… Вот Кит Китыча не уговоришь никак. А уж сколько я раз замечала, как он в понедельник за каким важным делом выедет из дому, так либо пьяный приедет, либо безобразие какое уж непременно сделает.
Наталья Никаноровна. Чай, ведь и в другие дни тоже?
Настасья Панкратьевна. Всё как-то пореже. Вот теперь важное дело в суде, а он поехал сегодня, не разбирает того, что нынче понедельник.
Мудров. Да ведь сегодня срок, сударыня.
Настасья Панкратьевна. Да что ж такое, что срок! Дело-то не медведь, в лес не уйдёт. К чему торопиться-то? В суде-то тоже не басурманы сидят, а не хотят того понять, каково мне дома-то сидеть, дожидаться-то его!»
А «Кит Китыч» - это именно тот Тит Титыч, чьё имя стало нарицательным для обозначения купца-самодура.
Отметим, кстати, что и слово «самодур» вошло в употребление именно после появления пьес Островского. «Отец-то у него такой дикий, властный человек, крутой сердцем». – «Что такое: крутой сердцем?» - «Самодур… Самодур — это называется, коли вот человек никого не слушает, ты ему хоть кол на голове теши, а он всё свое. Топнет ногой, скажет: кто я? Тут уж все домашние ему в ноги должны, так и лежать, а то беда…»
Тит Титыч действует в двух пьесах Островского – «В чужом пиру похмелье» (откуда и взята эта характеристика) и «Тяжёлые дни», где сын его скажет: «В газетах про черкесов пишут, что они злые хищники и бунтовщики; так поверьте душе моей, что ни одному черкесу того не сделать, что тятенька могут». И он действительно проявит себя во всей красе: «Загуляли-с. И таких делов наделали, что страшно сказать!.. Тятенька барина прибили-с».
Эта пьеса закончится благополучно: Досужев сумеет не только уладить дело, но и устроить брак сына самодура с полюбившейся ему девушкой. Но сколько ещё таких «Тит Титычей» правит бал?
Мы видим в пьесах Островского, как купцы набирают невиданную силу. Вспомним, что в гоголевском «Ревизоре» «купчишки» приходили к Хлестакову с просьбой о помощи, - и как же потом разговаривал с ними Городничий? «Что, самоварники, аршинники, жаловаться? Архиплуты, протобестии, надувалы мирские! жаловаться? Что, много взяли? Вот, думают, так в тюрьму его и засадят!.. Знаете ли вы, семь чертей и одна ведьма вам в зубы, что…» Напомнит он и о своём покровительстве: «А кто тебе помог сплутовать, когда ты строил мост и написал дерева на двадцать тысяч, тогда как его и на сто рублей не было? Я помог тебе, козлиная борода! Ты позабыл это? Я, показавши это на тебя, мог бы тебя также спровадить в Сибирь. Что скажешь? а?» И купцы смиренно взмолятся: «Богу виноваты, Антон Антонович! Лукавый попутал. И закаемся вперед жаловаться. Уж какое хошь удовлетворение, не гневись только!»
У Островского – другое дело. Кулигин в «Грозе» будет рассказывать: «Знаете, что ваш дядюшка, Савёл Прокофьич, городничему отвечал? К городничему мужички пришли жаловаться, что он ни одного из них путем не разочтёт. Городничий и стал ему говорить: “Послушай, говорит, Савёл Прокофьич, рассчитывай ты мужиков хорошенько! Каждый день ко мне с жалобой ходят!” Дядюшка ваш потрепал городничего по плечу, да и говорит: “Стоит ли, ваше высокоблагородие, нам с вами об таких пустяках разговаривать! Много у меня в год-то народу перебывает; вы то поймите: недоплачу я им по какой-нибудь копейке на человека, а у меня из этого тысячи составляются, так оно мне и хорошо!” Вот как, сударь!»
Но и это ещё не предел. В «Горячем сердце» сказочно богатый Хлынов будет насильно поить городничего Градобоева:
«Хлынов (с стаканом на подносе). Господин полковник, жду!
Градобоев. Не буду! русским я тебе языком говорю или нет?
Хлынов. У меня закон, господин полковник: кто не выпьет, тому на голову лить.
Градобоев. Очень мне нужно твои законы знать. У тебя закон, а у меня костыль.
Хлынов. Не сладите, господин полковник, обольём. Могу с вами паре держать, что обольём.
Градобоев. Попробуй! Что я с тобою сделаю!
Хлынов. Ничего вы со мной не сделаете, я так понимаю».
Городничий привык «костылём взыскание производить», но против хлыновских денег он бессилен; тот будет хвастаться: «Доведись мне какое безобразие сделать, я ту ж минуту в губернию к самому», - а в ответ на упрёки предложит: «Наслышан я насчет пожарной команды, починки и поправки требуются, так могу безвозмездно». «От самого-то да к самой. "Не угодно ли, матушка, ваше превосходительство, я дом вам городе выстрою, да на сирот пожертвую." Потому что к самой я не только вхож, но даже пивал у ней чай и кофей, и довольно равнодушно. Ну, и выходит, господин полковник, что, значит, городничим со мной ссориться барыш не велик».
И даже видавший виды Градобоев скажет: «Прокажённые вы! Турок я так не боялся, как боюсь вас, чертей!» И всё же выпьет, и деньги возьмёт:
«Хлынов (вынимает бумажник.) Позвольте вам! (Подаёт три сторублевые ассигнации.) Сочтите так, что за штраф!
Градобоев. Ну тебя, не надо!
Хлынов (обнимает его и кладет ему насильно деньги в карман). Невозможно! Без гостинцу не отпущу. Мы тоже оченно понимаем, что такое ваша служба… Вы ничему не причинны, не извольте беспокоиться; потому вам насильно положили».
И чётко показано, почему так изменились силы: власть капитала. Снова всё то же самое «За всё могу заплатить»
*******************
Их много – купцов в пьесах Островского. И все они разные. И о многих ещё поговорим.
В статье использованы репродукции картин Б.М.Кустодиева
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского - здесь
